Творчество наших авторов

Зима

Ты пришла со снегом буйным,
Все кругом позамела.
А потом мороз трескучий
Вдруг на нас ты нагнала.
Ну зачем же так жестоко?
Не сердись, прошу тебя!
Ты у нас не одинока,
Здесь и свита вся твоя.
Как же так, ведь ты родная,
Ты же русская сама!
Не пугай нас стужей лютой,
Наша зимушка-зима!

 Нашей газете

Наша газета 
«Сельская новь», 
Мне почтальон 
принес тебя вновь.
Сразу открыла тебя, 
посмотрела,
Прочла от начала, 
что захотела.
Много полезного
взяла от тебя,
В блокнот занесла я для себя.
И про погоду
прочла без труда,
Что ожидает, мороз иль пурга.
Сколько надоено вновь молока,
Вот раньше доили, 
устанет рука.
Лобина брала высокий аккорд,
Пять тысяч доила, 
вот это рекорд!
Льну-то не стало, вот тебе на,
Раньше за лен давали ордена.
Носим теперь 
китайский фасон,
Аллергией страдаем, 
не крепок наш сон.
Ты столько страдала, 
столько снесла,
Правильный выбор 
ты сделать смогла.
В этом году ты справляй юбилей,
95 – ерунда, и слез ты не лей.
Ты всегда интересна,
оставайся такой,
Считай родилась, 
какой там покой.
Ты дальше расти и процветай,
Спуску в труде никому 
не давай.
Желаю подписчиков 
больше тебе,
И долгих лет жизни 
на пользу стране.

Сторона моя, сторонушка

Сторона моя, сторонушка,
Так зову я Красный Холм.
Рано встав, еще до солнышка,
Я бегу здороваться с тобой.
Ты меня встречаешь с 
распростертыми,
Так встречает мать своих детей.
От меня с любовью и вопросами
Ждешь хороших ты вестей.
Сторона моя, сторонушка,
Нет тебя мне ближе и родней.
Я, как одинокий скворушка,
Прячусь на березе средь ветвей.
Ты меня взрастила, 
благодатная,
Здесь я родила своих детей.
И за все тебе благодарна я,
Поклонюсь я до земли твоей.
Я люблю леса твои раздольные,
Я люблю и ширь твоих полей.
Я встречала реки полноводные,
А Неледина все же мне милей.
Сторона моя, сторонушка,
Сколько в этом слове теплоты.
Красный Холм – моя сторонушка,
Красный Холм – ведь это я и ты.

Улыбнитесь

Улыбнись рассвету, что крадется тихо,
Улыбнись и дождику, что так пляшет лихо.
Улыбнитесь по утру всякому росточку,
Улыбнитесь на березе клейкому листочку.
Улыбнитесь солнышку, что так светит ярко,
Улыбнитесь ручейку, что журчит приятно.
Улыбнитесь ветерку, что приносит тучи,
Улыбнитесь косогору, что лихие кручи.
Улыбнитесь радуге, что висит дугою,
Улыбнись подруге, что идет с водою.
Улыбнитесь снегу, снегу уходящему,
Улыбнитесь другу, другу настоящему.
Улыбнитесь дубу, что стоит могучий,
Улыбнись прохожему, что темнее тучи.
И в ответ прохожий тоже улыбнется,
Этот день негожий счастьем обернется.

 Зима

Все деревья в хрустальном наряде,
И кусты стоят в янтаре.
Ты украсила их при народе,
А еще укрась в январе.
Платье твое разноцветом играет,
Шлейфом своим ты закрыла поля.
Только вуаль твою ветер срывает,
Хочет взглянуть тебе прямо в глаза.
Пусть отдохнет землица родная
После тяжелых и трудных родов.
О ней позаботься,зима дорогая,
Насыпь на нее побольше снегов.

Мороз (детям)

У мороза дерзкий нрав,

Он считает, что он прав.
Щиплет за щеки, за нос.
Безобразит Дед Мороз.
Ты уж лучше поработай,
А на нас ты не серчай,
Через речку мост построй-ка,
И на горке нас встречай.
Сделай милость, гнев ослабь,
Отдай Божью благодать.
Птички все уже замерзли,
И деревья все трещат.
Ты и с горки нас прогнал,
Покататься нам не дал.
Не боимся мы тебя,
Неземного короля.

 Ветераны

Много лет прошло с тех пор,
Когда война та грохотала.
Тогда снега сходили с гор,
И были цвета крови алой.
Мы видим вас в году лишь раз,
На праздник — День Победы.
Тогда слезы не скроешь с глаз,
Все ордена надеты.
И мы гордимся только вами,
За мир и за свободу,
Вы рисковали головами,
Желая мир народу.
Вас очень много полегло,
Служа стране родимой.
Вас будем помнить всем назло,
Нам это так необходимо.

Красный Холм

Красный Холм, родной мой город,
Красный Холм, люблю тебя.
Если б знал, как ты мне дорог,
Нет мне жизни без тебя.
Я люблю твой сквер красивый,
Колокольню и пруды.
И люблю я в день воскресный
Помолиться для души.
Мама с папой поженились,
Мы с сестренкой родились.
Здесь-то с ней мы и влюбились,
И семьей обзавелись.
Все дорого с тобою,
Дорогой мой Красный Холм.
Никуда мы не поедем. 
Будем жить в краю родном.

 Как много пишется стихов

Как много пишется стихов,
Но все еще не написали.
На свете множество умов,
Что мысли эти посещали.
Стихи слагает ведь душа,
От боли иль от счастья.
Ей разум шепчет чуть дыша,
Дерзай и не сдавайся.
А иногда в ночной тиши
Ко мне приходит муза.
Бери перо, скорей пиши,
Как хороша мимоза.
Как хороша весной сирень,
Рассветы и туманы.
И как прекрасен летний день,
Скажу вам без обмана.
Великолепны тополя,
Черемуха и розы.
И не сравненны те поля,
Где по краям березы.

Степка

Котик Степка – рыжий бес,
Он на дерево полез.
Спрыгнул, снова когти точит,
К Ваське в гости очень хочет.
Степка с Ваською — друзья,
Разлучить никак нельзя.
Лапкой он в окно стучал,
Кот по другу соскучал.
Любит Степка за клубком
Бегать каждым вечерком.
К плошке быстро подскакал,
Молочко свое лакал.
Бегал, прыгал да играл
И почти совсем устал.
Вот запрыгнул он на печку,
И во сне он видит речку.
В речке той карась плескался,
Степке рядом он казался.
Котик лапку протянул,
С печки кубарем рванул.

Сон

А ты мне все же позвонил.
Спросил: куда же я пропала?
Ком в горле дух перехватил,
От счастья я едва дышала.
Как ветра свежего глоток
Твой голос в трубке отразился.
В блаженной неге губ цветок
Улыбкой нежной распустился.
Вновь о любви мне говорил:
Мол сердца твоего коснулась.
А ты мне все же позвонил.
И я от радости … проснулась.
Мечты порою свет далек,
Реальность близкая жестока.
И тот приснившийся звонок
Меня вновь сделал одинокой.

В гости

А знаешь, может стоит 
на недельку
Поехать в гости к родичам, 
друзьям.
И от дорожных передряг уставши 
в стельку,
Сказать с порога «Здравствуйте, 
я к вам!»
Прикинуться простушкой ,
с наглой миной
Попользоваться чьей-то 
добротой,
Стать собеседницей довольно 
даже милой,
Тряхнуть на дискотеках стариной.
Веселой быть, и щедрою рукою
Дарить подарки, поцелуи, смех.
Легко в чужой квартире 
быть другою,
Свою усталость пряча ото всех.
К чему им знать как скучно, 
одиноко
С экраном коротаю вечера,
Потом гляжу на свет далеких окон,
С бессонницей в обнимку 
до утра.
Зачем друзьям знать о моих 
напрягах.
Все, завтра еду в гости, решено!
Хоть похожу в неношеных 
нарядах,
Почувствовав себя звездой кино.
Я знаю, что придется 
возвращаться
В свой омут одиноких, 
тихих комнат.
Но все же, с кем сумею 
повстречаться,
Меня веселой и счастливою 
запомнят.

 Женская логика

Ты так кричал, что глохли стены,
И лживой стервой называл.
Жизнь лучше театральной сцены:
Мне явно нравился скандал.
Ах, сколько чувств и 
сколько нервов!
Проснулся, наконец, вулкан.
Пусть я сегодня буду стервой,
Но мне не страшен твой капкан.
Припрешь к углу, 
к стене приставишь,
Ты ошибаешься, дружок.
Ведь даже если и поймаешь,
Я знаю тайный рычажок.
Открою и уйду, коль надо…
Не ты мне нужен – я тебе.
И только я — твоя награда,
А ты — строка в моей судьбе.
Ты покричишь, и гнева краски
Померкнут и сойдут на нет.
Поняв, что после этой встряски
Моей любви погаснет свет.
Ты испугаешься, очнешься,
Поняв, что в чем-то был не прав.
И виновато улыбнешься,
Тарелку битую убрав.
Изобразив в лице отчаянье,
С поднято гордо головой
Покину я тебя в молчании,
Захлопнув двери за собой.
Меж нами пропасть, и у края,
Сомнений море претерпев,
Ты вновь простишь меня я знаю…
Ведь мужики так любят стерв!

*   *   *

Полуулыбка, полувзгляд,
Мне лето сказку обещало.
С тобой так нравилось гулять
И говорить о чем попало.
В тебя я даже влюблена – 
Была. Теперь уже неважно.
Что не душа моя нужна,
Ты это дал понять однажды.
Полуулыбка, полувзгляд,
Враньем загадка оказалась.
Мечтам, как листьям опадать
Под ветром осени осталось.
Хлестнет обида по щекам,
Сожмусь, как от удара плеткой.
И волю дав своим слезам,
Уйду неровною походкой.
Полуулыбка, полувзгляд.
Ни друг, ни враг, а так – приятель.
И лишь сентябрь похоже рад
Принять меня в свои объятья.

 Оранжевый август

Слишком рано поспела рябина,
Лето будто бы второпях
Красит ягоды в цвет апельсина,
Пряча их в изумрудных листах.
Еще птиц голоса не умолкли,
Росы августа мочат траву,
А рябины стоят будто елки,
Разукрашенные к рождеству.
И в последнем тепле нас купая,
Солнце дарит медовый свой свет.
Цветовой гамме не изменяя
Красит листья в оранжевый цвет.

Калина

От поцелуев млела я,
Как статуэтки с пластилина.
Да только вся любовь твоя
Была как ягода- калина.
Красива, спела и сочна,
В кистях бордовых- 
глаз отрада.
Я от любви была больна,
Не зная, сколько же в ней яда.
В мечтах о счастье о своем
Я даже крылья отрастила.
Да только быстро над огнем
Разлуки, я их и спалила.
Теперь в пустыне слов и снов
Я стала малою песчинкой.
Была калиной та любовь,
Красивой, яркой, но с горчинкой.

*   *   *

Шумела листва уходящего лета,
Алела простывшая напрочь заря.
И мне показалось в мелодии света,
Что я свою жизнь проживаю не зря.
Что нету хором, к накопительству жажды,
Об этом я честно жалею едва.
Все временно, вечно отмерят однажды,
Квартиру как всем, метражом 2 х 2.
Не знают колец золотых мои руки.
Зато знают, как взять веселый аккорд.
Ядреной частушкой заткну глотку скуке,
Глядишь, посветлеет опять небосвод.
Не вижу себя я на звездных подмостках,
В гостиницах мира не ждет меня бронь.
Зато вижу, как золотая березка
Листочек-монетку мне бросит в ладонь.
Еще вижу, как нарождается осень.
И, главное, это могу описать.
И запах листвы, и холодную просинь
Я словом поэта могу передать.
Истории века покой не нарушу,
Но если мой стих в белизне января
Сумеет согреть чью-то мерзлую душу,
Уверена буду- живу я не зря.

 Осеннее утро

Стылое утро. Осень на взлете,
Редкой пичуги свист.
Ветку покинув, кружит в полете
Высохший, желтый лист.
Воздух напоен настоем березы,
Банная свежесть в нем.
Деревья, словно статуи из бронзы,
Подпаленные огнем.
Ветер порвал облака на волокна,
Не выдержав с нордом спор.
Мир изменился, как старые окна
С новым комплектом штор.
Холод под натиском солнца сбегает,
Оставив морозный след,
И не жалея под ноги бросает
Сплетенный из листьев плед.

*    *    *

Металась осень по двору.
К нам в окна жалобно стучалась,
Насквозь промерзнув на ветру
У нас спасение искала.
А ветер, ветер матерел,
Как шпагой холодом пронзая,
Стеклом на лужах заблестел
Все снежным тюлем накрывая.
Тот снег, как ластиком сотрет
Лик этой осени усталый.
К утру она навек уснет,
Накрывшись белым одеялом.

 Баллада о баяне

Желая счастья сыну, мать одна решилась

И назвала его изысканно — Роман.
И неизвестно как бы жизнь его сложилась,
В наследстве бабки старый он нашел баян.
Играла бабушка без всякой там науки,
Артисткой стать по жизни пронесла мечту.
На детях гены отдохнули, все внуку
Достались, музыку хватал он на лету.
В крестьянской доле людям жить несладко:
В разгар работ сезонных света не видать,
Но если праздник выдается, для порядка
Зовут Романа, чтоб попеть, да поплясать.
И пусть от трактора огрубевают руки,
И пусть опять сегодня Ромка будет пьян,
Зато он не оставит места стылой скуке,
И до утра со всеми будет петь баян.
Прошли года. Колхозов на селе не стало,
Остались без работы трактор и баян.
И только музыка его одна спасала,
Стал на вокзале зарабатывать баян.
И не боятся пьяных пальцев кнопки клавиш,
Меха вздыхают благородно, не спеша.
Вот так послушаешь его и понимаешь,
У них с Романом на двоих — одна душа!
Талантлив парень, не отнимешь, не прибавишь,
Вот только трезвым не бывает никогда.
Вот так посмотришь на него и осознаешь:
У них с деревней на троих — одна беда!

 *   *   *

Вернуть тебя и сложно, и легко,
Ведь я с тех пор почти не изменилась,
Чуть постарела может, запылилась,
Так ведь и ты ушел недалеко.
А чувства старые, они ведь как вино,
Туда лишь кинешь чуточку дрожжец,
Глядишь и вновь схожу я под венец,
Об этом я мечтала так давно.
И в то же время очень тяжело
Ножом кромсать по прошлой будем жизни,
И будет теми прокляты до тризны,
Кому мы этим причинили зло.
Живи уж лучше где-то далеко.
За всплеск эмоций не могу ручаться,
И лучше б нам с тобою не встречаться,
Чтоб не было ни сложно, ни легко.

 Даша рисует

От моей сестренки Даши
Столько шума, столько бед!
Два — ей. А бабуле нашей
70, мне – 10 лет.
То рассыплет корм кошачий,
С сахарным песком пакет,
Пальчиком проткнет и тащит,
Сладким делая паркет.
То рукой в муку залезет,
Пол покрыт мучным снежком.
Мы решили, что полезней
Кухню запирать крючком.
Но сестра не унывает,
Только в телик отвернись,
Обувь всю перетаскает на кровать,
Только держись!
И не устает носиться,
Новый день, как белый лист:
Неизвестно, что случится,
Не ребенок – террорист!
Я сказала: «Хватит бегать!»
И фломастеры взяла.
Показала, что, как делать,
И тетрадку ей нашла.
Чудо! Тишина настала.
Из-под шкафа вылез кот.
Дашка и его достала
Он теперь там и живет.
Только ночью вылезает,
И когда сестренка спит.
А она цвета меняет,
От усердия сопит.
С бабушкой переглянулись:
«Надо ж, чем-то увлекли».
Посмотрели, улыбнулись.
И чайку попить пошли.
Пьем. Как будто все в порядке.
В комнату вернулись. Ах:
Стены, стулья, стол, тетрадка
В ее детских письменах!
И сама как замарашка,
Принялись все оттирать
А фломастеры у Дашки
Нам похоже не отнять!

*  *  *

Скоро выпадет снег,
ждать осталось не долго,
Словно книга раскроется
снежная даль.
Будет видно кто шел
и какою дорогой,
Твоего лишь следа
там не будет, а жаль.
Под окошком в снегу
он не станет тропинкой,
Беспокойный мой сон
не нарушит стук в дверь.
Был озябшей душе ты
второй половинкой,
А потом оторвался,
так больно, поверь.
От дождя и от слез
намокают ресницы,
Я живу, если можно то
жизнью назвать.
Я читаю зимой снежных
улиц страницы,
О тебе в них боясь
и надеясь узнать.
Мне от жизни теперь
надо очень немного,
Чтоб не мучил тоской
листопад за окном,
Чтоб скорей выпал снег,
заметая дороги,
И вернувшись, свой след
ты оставил на нем.

Монах

Стою под
электронными часами -
Монах, скамейка,
утренний вокзал.
Смотрел он очень
добрыми глазами,
И взгляд его не жег,
а согревал.
Я не люблю носителей
сутаны,
Мне видеть их
и горько, и смешно.
Но этот взгляд
так отрешенно-странный
Был как инопланетное кино.
Мне тоже жить
на свете очень горько,
Невзгоды терпеливо я сношу.
И все ж себя считаю
птицей вольной,
А лицемерия не переношу.
И не была ни кроткой,
ни послушной,
Я не овца, что гонят пастухи.
Стремлюсь к добру,
а если будет нужно,
То оплачу я все свои грехи.
И пусть старания,
надежды станут прахом,
Не буду у иконы я стоять.
Не верю я
в святошество монахов,
И видно смог попутчик
то понять.
Смотрел он очень
добрыми глазами,
И взгляд его не жег,
а согревал.
Вслед, осеняя тонкими
перстами,
«Прости, господь, ее», —
он прошептал.

Берегите сыновей

В один из жарких дней 
безжалостного лета
Стою у гроба сына своего.
Смотрю сквозь слезы-не могу 
смириться,
Что это правда, а не страшный сон.
Я жду, что он вот-вот глаза откроет
И скажет мне с улыбкой, как всегда:
«Мамуль, ведь все в порядке, 
разберемся!»
Он так нам говорил всегда, когда 
проблемы были.
И не простив, и не успев 
проститься,
Из жизни, как из дома он ушел.
Сказав при этом: 
«Счастливо оставаться!»
И вслед жене махнул рукой.
Несправедливо мир порой устроен,
Он то жесток, то суетлив,
Тебе, сынок, еще бы жить да жить,
Растить единственного сына,
И дружбой верной дорожить.
Так говорят:кому Господь 
благоволит,
Того он забирает рано.
И долго будет в нас болеть
Незаживающая рана.
Не уходите, сыновья!
Мы вас растили и любили,
И верили сполна, чтоб вы
Нам тем же отплатили.
Не уходите, сыновья!
Ведь ваши дети подрастают,
Они пока еще не знают,
Как трудно в жизни без отца.

Середина двадцатого века – 

Окровавленный лист бытия…
Занесенная пеплом и снегом,
Спит сырая от крови земля.
Перепахана сотнями танков,
Испещренная шрамами рвов.
На груди ее, что ни землянка, – 
То следы от холодных штыков.
Она каждое помнит мгновенье,
Каждый вздох под свинцовым дождем,
Когда пули с остервененьем
Разрывали ее тонкий дерн,
Когда осколки смертельною язвой
Выступали из чрева ее.
Когда несмолкаемым лязгом
Раздавался в ночи пулемет,
Когда шли в наступление «Тигры»
Под косым беспощадным огнем,
Когда проволочным сеток иглы
Ей вонзались в сырой чернозем,
Когда тысяч сапог подошвы
Ей давили с силою в грудь,
Когда с золой вперемешку пороша
Не давала ей даже вздохнуть,
Когда пепел с остывших пожарищ
Ей вуалью лицо укрывал,
Когда телом солдат 
к ней прижавшись
Мертвым сном навсегда засыпал.
Потому он теперь спит в могиле,
Чтобы сгинула злая орда,
А земля, свою боль пересилив,
И себя никому не отдав,
До сих пор хранит те моменты,
Испитые ею до дна.
И обелиски, и монументы
На груди ее как ордена.

Капли-озорники

Капли дождя барабанят по окнам.
Люди, собаки, вороны — все мокнут.
Бьют по деревьям, бьют по кустам,
Бьют их по тонким зеленым листам.
В двери стучатся, стучат и по крышам,
В травах шуршат, словно серые мыши,
Кошек пугают и воробьев,
Словно тысячи озорников.

О понимании

Мы тайну помыслов несем в себе, 
И нашу встречу окружает тайна,
Но кажется, что ты в моей судьбе
Бываешь временами не случайно.
Непросто в этом мире нам с тобой
И непроста фатальность совпадений:
Мы так желали быть в ладу с собой,
Но больше нас вело долготерпенье.
Мы не утратили с тобой лица:
Изменчивой фортуны благосклонность
Минула, но остались до конца
Души устойчивость и нешаблонность.
Моя переболевшая душа
Повергла в прах превратные желанья.
И только пониманья не нашла,
А ей так не хватает пониманья.
Я чувствую, как взгляд приметлив твой, 
Как голос твой звучит проникновенно,
Томимый безотчетною тоской,
И кажется, что ты мой соплеменник.
И кажется, что мы ровня во всем,
Победы наши, словно пораженья,
И сокрушаемся мы об одном,
И об одном – моменты просветленья.
И кажется, что нам еще дано
Подняться выше, в новые пределы,
Ведь в мире тайн с их скрытой глубиной
Так вдохновенно постиженье цели.

Снобы

Не видя в свете истинном себя,
Неверно осознав свои пределы,
Позирующий облик свой любя,
Они «хорошим тоном» овладели.
До мелочей во всем искушены:
В политике, любви, искусстве, моде-
И только постиженье глубины
В их, верно, не заложено природе.
Они идут, как будто над толпой:
Модны, шумны и жаждут восхищенья,
И только все дорогою чужой,
Все озабочены второстепенным.
Отмеченные знаком суеты,
Проходят франтоватые «счастливцы»,
Довольные соблазнами среды,
И незаметно в ней теряют лица.
Немало их кружится по земле,
Рабов условностей заносчиво-тщеславных,
Но в упоенье от своих ролей
Утративших потребность в созидании.

Терпенье

Порою кажется,что мы погребены
В заботах и делах – и выбраться нет силы,
Что мы на свет для муки рождены
И до конца нести нам груз постылый.
У многих жизнь изведана сполна,
Они уже не ждут пути иного, 
И в тине прозябания земного
Исчерпано терпенье их до дна.
Но и на самом тягостном пути,
Бредя во мраке, падая в низину,
Мы сможем отыскать свою святыню,
Лишь надо к ней с терпением идти.
И у отчаянья терзаясь на краю
Порою слышим голос откровенья,
Когда мы проникаемся терпеньем,
Переосмысливая жизнь свою.
Но мы не ропщем на свою судьбу,
А между тем и истина яснеет,
И мы, почувствовав себя сильнее,
Уже готовы одолеть беду.
Терпенье – чудный дар, оно ведет
Крепить наш дух и приближает к цели,
И с поднятым забралом то и дело
Нас к истинным свершениям зовет.

Метель
(сонет)
И вновь метель и плачет, и поет,
О стены бьется и в крыльцо стучится,
Или взвиваясь белоснежной птицей
Нас холодом предчувствий обдает.
Ты, словно бесприютная метель,
Уходишь от покоя и забвенья,
И мимолетных благ, и искушений,
Но что, скажи, ты ищешь средь людей?
Куда идешь, взволнованно спеша,
Зов снежных бурь тебя не отпускает,
Во всем, и в заурядном, замечает,
Крупицы истины твоя душа.
Она искать, должно быть, в мир пришла, 

Но что и как, в метаньях открывает.

Знакомому

Тебе знакома вечная тоска
По неизведанному счастью,
Но безнадежно свет в душе искать
В пристанище бесчисленных напастей.
Ты каешься, коришь себя и пьешь,
Согласен на опошленную радость
И всего чаще не туда идешь,
И делаешь совсем не то, что надо.
Что ищешь ты опять в людской толпе?
Там никогда не отыскать спасенье.
Найти его ты смог бы сам в себе,
Лишь не потворствуя хмельным влеченьям.
А ты, напротив, ради них готов
В несчетный раз перед судьбой склониться,
В кругу отпетых лиц, невнятных слов
О самом наболевшем сговориться.
Спускаешься все ниже в западню,
Спеша наперекор своей надежде,
Твой утлый чёлн едва не затонул,
Он слишком ненадежен, как и прежде.

О, сколько душ ушло в небытие...

О, сколько душ ушло в небытие,
Своих земных путей не одолевших:
Исчерпавших себя и недозревших,
И оскудевших в вечной суете;
Метавшихся до гробовой доски
И в непробудной глупости застывших,
И безоглядно, и бесстрастно живших,
И гибнувших от муки и тоски.
В нависшей мгле заметивших едва
Единожды мелькнувший 
проблеск счастья
И возвеличенных 
подобострастьем,
Пробравшихся 
к вершинам торжества.
О, сколько душ непонятых ушло,
Какие были пропасти меж ними,
Экстравагантными – совсем простыми,
Парившими и падшими на дно.
Немногие из них смогли созреть
В согласии с желаньями своими
И обделенность благами земными,
И горести с достоинством стерпеть.
Но меньше всех – ведомых до конца 
Неодолимой силой вдохновенья,
Кому отпущен дар благословенья
За тяготы тернового венца.

Прозрение

Прожить в ладу с собою не сумела.
Не оттого, что я была слаба.
Мешала верно воспринять себя
Душа моя, что поздно повзрослела.
Глухой обыденности заточенье
Ее в плену томило столько лет
И столько раз мерещился ей свет
Неуловимой правды, во спасенье.
И только под ушибами камений,
Изведав мир иллюзии и зла,
Стать ближе к очевидному смогла
И разомкнула двери заточенья.
Теперь, входя в прибежище познаний,
Предвестие блаженства и тоски,
Святой уже не вижу простоты
В душе своей, прозревшей от страданий.

 Расплата

Кто не хотел бы путь свой обрести,
Подняться к своей собственной вершине,
Вот только лишний груз непросто скинуть,
Чтоб главное полнее донести.
Навьюченные часто, как волы,
Мы на случайную вползаем гору
И ищем направленье и опору
В подсказках подвернувшейся молвы.
А дни проходят, как туманный сон,
Без озаренья и особой боли,
И не пугает, что чужою волей
Разлад в пути надолго предрешен.
Что в битве, ради ложного венца
Мы от себя бежим по бездорожью,
А время расточаем так безбожно, 
Как будто нашей жизни нет конца.
Но челн обманных действий и страстей
Уносит в непредвиденную бездну
Заблудших душ, в которой не воскреснуть,
Не побороть бессмысленность путей.

 И снова вдаль ведет меня мой путь

И снова вдаль ведет меня мой путь.
Сквозь мглу блеснул луч солнца и растаял.
Вот так и радость – поманит чуть-чуть
И снова гаснет в облаке печали.
Мне с каждою верстою все слышней
Души твоей истерзанной кипенье,
Как будто духи ада стонут в ней
Или, бунтуя, рвутся к избавленью.
И я, случалось, двигалась впотьмах,
Теряя впереди свое светило,
И у неправды в ревностных тисках
И в пытках духа опыт свой растила.
Теперь же нам друг друга не понять,
По разному дано нам измениться:
В тебе растет потребность осуждать,
А мне бы от обид освободиться.
А мне бы поскорее довелось
Вновь загореться ожиданьем прежним,
Но вновь в тебе бушуют гнев и злость,
Как в затянувшейся метели снежной.
Кружась в кольце нетающих снегов,
Уж я не жду несбывшегося рая,
И только средь метельных голосов
Все голос твой звучит не умолкая.