Моя газетная судьба

С краснохолмской районной газетой у меня почти семидесятилетняя связь. Сначала, как внимательного читателя. Только освоил грамоту, а мне тогда и шести не было, стал изучать, чем же оклеены стены нашего деревенского дома, что стоял на краю д. Седневы. Оказалось, что это не обои. Они до войны считались роскошью. Это были старые районные газеты. Но от времени и клея они еще не побурели и дали мне возможность совершенствовать грамоту. И постепенно стал понимать, о чем же писала газета «Льновод-ударник».
В тридцатые годы прошлого века в газетных заметках, конечно, рассказывалось об успехах коллективизации. Районные газетчики не стеснялись в выражениях и очень резко критиковали нерадивых. За несколько лет, пока мы не переехали к деду в центр деревни в начале 1946 года, я многие статьи выучил наизусть. Сейчас так уже не пишут, стесняются в выражениях. В память врезался один разворот. И не по содержанию опубликованных на двух полосах материалов, а по «шапке», набранной чуть ли не аршинным шрифтом. У разворота была рубрика: «Льновод-ударник» на весеннем севе в Медведчиковском сельсовете». Сейчас ни сельсовета, ни этой деревни, что располагалась недалеко от Красного Холма, уже нет и в помине. Но тогда Медведчиково было центром местной сельской власти и объединяло до десятка населенных пунктов, в каждом из которых, как правило, был колхоз. «Шапка» через две полосы выражала сущность публикуемых материалов: «Кряхтят, пыхтят, корячатся, а проку нет». Очень метко и
по-народному образно!
В начале семидесятых годов мне довелось целую неделю работать в зале периодики библиотеки имени Ленина в Москве. Прямо скажу, не удержался и заказал предвоенную подшивку газеты «Льновод-ударник». Молодцы были наши предшественники журналисты-районщики. Они очень хорошо владели языком, хотя большинство из них не имели ВУЗовских дипломов.
В начальной школе я читал районку от первой строчки «Пролетарии всех стран, объединяйтесь!» до последней – подписи ответственного редактора. Правда, материала для чтения было маловато: раз в неделю две небольших полоски. Где-то классе в пятом я решил попробовать свои журналистские силы. Написал в районную газету о недавней победе над фашистской Германией. Конечно, это была кампиляция передовой статьи из областной газеты. Света она, безусловно не увидела и затерялась где-то в редакционном архиве.
В общении с «Льноводом-ударником» у меня наступил перерыв. Началась переписка с «Пионерской правдой» и упражнения в литературном творчестве. Перерыв наступил, когда после семилетки я поступил в педучилище. Как только моя студенческая жизнь вошла в русло, я снова решил заняться творчеством. Свой опус-стихотворение «Мы – калининцы» послал в районную газету. В «Льноводе-ударнике» места не нашлось и мое произведение передали по
районному радио. Это меня
приободрило. А тут прошло мартовское снижение цен, и я написал в газету об ученическом митинге по этому случаю. Заметку вновь передали по районному радио. Через две недели к великому
изумлению я получил денежный перевод на 12 рублей. Такой был мой первый в жизни литературный гонорар! И я нашел достойное ему использование: прямо с почты зашел в книжный магазин и купил книгу А. Т. Твардовского «Василий Теркин». Она только-только вышла из печати и стоила ровно двенадцать рублей.
В редакции, куда я осмелился зайти, меня встретили радушно. К тому времени газета уже опубликовала мою сатирическую заметку «Загадка». Всего в несколько строк, но по ней был наказан продавец местного магазина, которого я покритиковал за утаивание под прилавком дефицитного товара – обыкновенной селедки. В редакции «Льновода-ударника» трудилось всего два человека, местное радиовещание ликвидировали.
Редактор Василий Иванович Петухов одобрил мою журналистскую деятельность. Он посоветовал переходить от небольших заметок к более солидным материалам, рассказал какие темы сейчас актуальны для газеты. Василий Иванович осенью уехал на учебу в Ленинград, но наши с ним не только товарищеские, а и дружественные отношения продолжались до его кончины. После учебы Петухов работал собственным корреспондентом областной газеты, сотрудником бежецкой районной газеты, в восьмидесятых годах я посодействовал одинокому Василию Ивановичу переехать в Тверь к дочери.
Ответственным секретарем редакции работала Галина Осиповна Комиссарова. Трудно представить краснохолмскую районную газету без этой женщины, как и ее без районной газеты. Вся ее жизнь прошла в стенах редакции: начала еще юной машинисткой, а провожали мы ее на пенсию с должности ответственного секретаря. В годы войны Галина Осиповна исполняла обязанности редактора.
До призыва в армию я активно сотрудничал в газете. И сразу же после демобилизации зашел в редакцию. Здесь многое изменилось. Изменился объем газеты, увеличилась периодичность выхода. Значительно расширился и штат сотрудников. К сожалению, вакансий в редакции не оказалось. Возможность попасть в газету появилась только в самом конце 1962 года, когда вместо райкома КПСС, где я работал заведующим отделом пропаганды и агитации, создавался партком производственного управления. Партийная конференция состоялась 30 декабря. А в половине девятого, пока еще не пришел избранный секретарь парткома
В. П. Новакович, я забрал трудовую книжку и принес ее в редакцию «Сельской нови». С редактором Н. А. Агафоновым была на этот счет предварительная договоренность. Сбылась моя заветная мечта: я стал профессиональным журналистом. Два первых месяца был литературным сотрудником, а затем почти два года заведующим сельскохозяйственным отделом.
Это время для меня незабываемо. Искренне могу сказать, что удовлетворение, которое испытывал от работы, несравнимо даже с моей корреспондентской деятельностью в областной газете и обкоме партии, где пришлось трудиться почти два десятилетия. Запах типографской краски для меня был милее любого благоухания и запомнился навсегда. А разве можно забыть дежурство в редакции по номеру! Когда поздним вечером, а то и ночью, идешь домой со свежей газетой, то тебя переполняет какое-то особое чувство профессиональной гордос-ти. Думаешь: вот они, горожане, только завтра получат газету, а ты ее уже прочитал от первой до пос-ледней строки!
Коллектив редакции был слаженным и дружным. Редактировал газету уже не первый год Николай Александрович Агафонов. Это был профессиональный журналист высокой квалификации. Я многому у него научился за сравнительно короткое время: и в выборе темы, и в ее разработке, и в использовании языка, особенно в заголовках. Заместителем редактора работал И. П. Замоткин. Он же возглавлял партийный отдел. Иван Павлович отличался большим трудолюбием и исполнительностью.
Только добрые слова могу сказать в адрес Лидии Михайловны Кожевниковой. Фотограф она была первоклассный, а самое главное — исключительно высокопрофессиональный фотожурналист, что дается не каждому, кто делает снимки для газеты. Уже работая в областной печати, я иногда сопровождал свои материалы фотоснимками Лидии Михайловны. Все они проходили в областной газете без сучка и задоринки и получали высокую оценку заведующего отделом иллюстрации большого мастера своего дела Леонида Шимановича.
В сельскохозяйственном отделе нас было двое. При мне литературным сотрудником в основном трудился Юрий Александрович Шашин. Писал он неплохо, как ученый агроном по образованию, хорошо разбирался в производстве, был легок на подъем.
Нагрузка на наш отдел была большая – первая и третья полосы. Писали, как говорят, без передыху. Один день в неделю в обязательном порядке выделяли командировке по району. Выезжали ранним утром в самые дальние хозяйства, где собирали материал для проблемных материалов по сельскому хозяйству. К исходу дня переезжали в более близкие к райцентру колхозы. Никогда не ограничивались только тематикой своего отдела. В блокнот шли записи и по партийной, культурной жизни, заметки о хороших людях. Запас, как говорил наш редактор, не тянул редакционный портфель. Зато после командировки несколько дней жили безбедно: отписывались.
Со многими интересными людьми пришлось встречаться. Помню беседу с И. Г. Евлановым. Тогда он работал заведующим Хабоцким медицинским пунктом. Он прекрасно рисовал. Его картины поражали высоким профессионализмом и искренностью. Мы не без сожаления покидали его сельский медицинский пункт.
С братьями Иваном и Анатолием Чистяковыми мы познакомились, когда они еще не были Героями Социалистического труда, а просто трудились рядовыми механизаторами колхоза имени Ленина, входившего тогда в Краснохолмский район. Позднее наши отношения переросли в настоящую дружбу. Каждый раз, приезжая в областной центр, братья заходили ко мне, рассказывали о своей работе и жизни, делились планами, советовались. Горжусь своей дружбой со многими краснохолмцами — председателями колхозов А. П. Самсоновым, Н. П. Кадушкиным, Н. И. Метлиным, М. И. Башаровым.
Журналистская практика в районной газете изобиловала многими интересными событиями. Помню, пришло письмо из небольшой деревни Папышево Козловского сельсовета. Сейчас нет ни этой деревни, ни этого сельсовета. А тогда в Папышеве была целая бригада колхоза «Борец». Возглавлял ее единственный в деревне трудоспособный мужчина Артемьев (к сожалению, забыл его имя, отчество). Поскольку от моей родной деревни до Папышева всего 6-7 километ-ров, то в лицо я знал этого человека. В письме на него жаловались члены бригады – колхозницы. Они писали, что от Артемьева «житья не стало»: разговаривает грубо, выработку занижает, лошадей для личных нужд выделяет только по личной симпатии.
Редактор Н. А. Агафонов поручил мне выехать на место, проверить факты и подготовить материал для публикации. Разбирать жалобы, а во многом это крик души, весьма сложно, опасаешься быть необъективным, поддаться эмоциям, встать не на ту сторону. В таком случае хорошо иметь еще и третью независимую сторону и прислушиваться к ее мнению. Я решил так и поступить: взял с собой своеобразного третейского судью. Им стал Анисим Антонович Шмагарев. Он работал директором станции по племенной работе, имел мотоцикл с коляской. Анисим Антонович был активным внештатным нашим сотрудником, консультантом по вопросам развития животноводства, а с транспортом всегда нас выручал.
Утром мы уже были в Папышеве. Начали с крайнего дома, побеседовали практически со всеми колхозницами. Убедились, что они правы. Черты самодурства у бригадира были явные. В конце дня мы с ним встретились и высказали по этому поводу свое мнение. И тут я допустил ошибку, которую помню всю свою журналистскую деятельность. Я прямо заявил Артемьеву, что будет написана очень критическая публикация. С тем мы со Шмагаревым и уехали.
Следующим утром уже, когда я вошел в редакцию, меня встретил редактор:
- Иди в партком (так теперь назывался районный партийный орган), приглашает Василий Павлович Новакович.
Он тогда был секретарем парткома Краснохолмского производственного управления. В приемной Новаковича сидел наш вчерашний герой из деревни Папышево. Но пообщаться с ним не пришлось – меня сразу же провели к секретарю парткома.
Поздоровались, как старые знакомые, поговорили о здоровье, подошли к главному:
- Слышал, — сказал Новакович, — что вы в Папышеве побывали, писать критическую статью будешь…
- Да, — говорю, — есть такое намерение.
- У меня к тебе просьба, — Новакович встал из-за стола. – Может повременишь с публикацией. Был у меня Артемьев. Очень переживает, обещает изменить свое отношение к людям. И еще одно обстоятельство: он единственный человек в деревне, кто может возглавить бригаду. К тому же мы его недавно кандидатом в члены КПСС приняли…
С доводами секретаря парткома мне пришлось согласиться. Не скрою, что как газетчику, мне было жаль неиспользованного материала, который так и остался в блокноте. Но урок пошел впрок: уже в областной газете, когда меня спрашивали, буду ли я писать статью, отвечал уклончиво: не знаю, решает редактор.
А вот совершенно другой сюжет. Убедился в правоте народной муд-рости, что слово и лечит, и ранит. Оно имеет большую силу и обращаться с ним надо исключительно осторожно. В этом я убеждался не один раз. И в основном, работая в районной газете.
В Красном Холме, имеющем всего семь тысяч населения, существовали все атрибуты власти и соответствующие им организации. В городе одним из значимых для населения был горкомхоз. И слава о нем шла не всегда, мягко говоря, добрая. Желающих возглавить эту контору было мало. Но вот, как доложил общественности председатель горсовета, нашли подходящего человека. Работник с характером, по слухам, в юности имевший криминальное прошлое, стал наводить порядок в горкомхозе, но довольно своеобразными методами. От подчиненных, как говорят в таком случае, пух полетел. Окрики, грубость несусветная. И такая атмосфера внедрялась в основном в женском коллективе. А он, этот коллектив, не выдержал. Женщины обратились с письмом в редакцию «Сельской нови».
Помню, после обеда меня приг-ласил редактор Н. А. Агафонов:
- Слушай, — сказал он, — тут вот наболевшее письмо пришло из горкомхоза. Я в курсе тамошней обстановки. Подготовь его в сегодняшний номер.
По размерам письмо было небольшим, всего строк 50-60. Женщины, а письмо подписали человек пять, красочно расписывали художества своего руководителя. Написано было от души и очень грамотно. Я всего заменил два-три слова. Предстояло лишь определить заголовок. Долго думать не пришлось. Я выбрал единственно верное и простое для этой заметки слово: «Хозяин». Поставил его в кавычки. При этом я ни на минуту не задумывался о последствиях.
А с ними я столкнулся уже следующим утром. Когда в девять утра я по-традиции зашел в кабинет редактора, там уже был посетитель. И не кто иной, как этот самый «хозяин». Я скромно присел на краешек стула за большим редакторским столом. А разговор, начатый до меня, продолжался.
- Да я же не против критики, — говорил «хозяин». – Все, что напечатано, правда. Признаюсь, грешен. Не оспариваю ни одного слова. Но вот только зачем же взяли такой заголовок?! Сегодня рано утром сел в автобус, а мне горожане: «Привет, хозяин!». Автобус-то у нас один ходит по городу. Как мне теперь на работу ездить с такими насмешками?!
«Хозяин» еще сокрушался газетным заголовком, а я потихоньку выскользнул из редакторского кабинета.
В районной газете было очень интересно работать и к ее журналистам у меня большое искреннее уважение. Бывая в командировках, я всегда заходил к местным районщикам и, как говорят, отводил душу.